Дни рождения в моей семье никогда особо не праздновали. Да, мы проводили их вместе, с обязательным шоколадным тортом и гирляндой из фольги с надписью "Happy Birthday", но этим все заканчивалось. Гирлянда, которая всегда висела над книжной полкой в большой комнате в доказательство, что сегодня мой день рождения, и была для меня важнее всего.
В англо-американской культуре словами "С днем рождения", пожалуй, ограничивается набор поздравлений в этот день. Поэтому я, конечно, удивилась тому лингвистическому богатству, которое мне подарили на день рождения в Нижнем Новгороде.
На тот момент я жила в Нижнем всего пять месяцев. Но, несмотря на это, я получила немыслимое количество цветов - раза в два больше, чем мне дарили за всю мою жизнь до этого. Вдобавок мне досталось еще и море теплых слов.
Семья, с которой я жила, пригласила целый стол гостей. Все собрались, чтобы поесть пирогов и выпить за мое здоровье. Конечно, в тостах всегда есть элемент шаблонности. Но при этом выступавшим удавалось сказать что-то лично для меня, причем тост каждый раз идеально соответствовал степени нашего знакомства.
Русским удается найти подход к словам и нащупать хрупкий баланс. Они могут быть крайне сентиментальными, но не пересекая при этом черту и оставаясь искренними.
Сама я плохо скрываю эмоции и чувства. Мне даже не надо ничего говорить. Мое лицо - как открытая книга, которую могут с легкостью прочитать даже те, кто со мной не знаком. Поэтому, наверное, мне так понравилось в России. Страдание и тоска здесь - национальное времяпрепровождение, жаловаться не грех и не признак слабости, а когда люди читают стихи, на них никто не смотрит дикими глазами.
Когда я уезжала из Нижнего, меня не покидало ощущение, что я прощаюсь с родственниками. В других известных мне культурах – американской, немецкой, британской - в таких случаях вы просто стоически выдерживаете грусть расставания. Британцы, например, обязательно поспешат замазать любое чувство саркастической шуткой или ироничным комментарием. Здесь сентиментальностью не наслаждаются, а пытаются стыдливо ее проглотить.
В Нижнем же с прощальной сценой мне повезло. Это были идеальные (и немного абсурдные) для меня условия, чтобы полностью дать волю эмоциям. Началось все с того, что моя нижегородская "мама" (на фото с Эмили) поставила в проигрыватель сентиментальную песню. "Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены… /Милая моя, солнышко лесное,/ Где, в каких краях встретишься со мною?", - пел голос. Мы стояли, обнявшись с ней, и плакали, и она подпевала песне, обращаясь ко мне. Иногда мы истерически смеялись, когда я пыталась протестовать против попыток ее мужа все это снять на камеру. Он всегда старался заснять на камеру самые неудобные моменты.
В тот день со мной сердечно простились многие из тех, кого я повстречала за время пребывания в России. Я старалась ответить им тем же в меру моих лингвистических возможностей. И каждый раз я думала, что слез уже не хватит.
У моих сокурсников в Кэмбридже, видимо, осталось такое же ощущение от русского языка. Во всяком случае, когда мы все вернулись в университет после периода за границей, русский почти сразу стал нашим официальным языком дружбы и любви. Когда мы разговаривали между собой по-русски – я должна признаться, это происходило особенно часто во время вечеринок - фразы "Я тебя так люблю" и "Ты такой прекрасный человек" лились даже быстрее, чем вино.
Может быть, конечно, дело было в том, что мы говорили не на своем языке и посему были несколько отстранены от смысла произносимого, но, тем не менее, я знаю, что мы все же были искренними.
Дело именно в русском языке и в той свободе чувств и эмоций, которая, по-видимому, ему сопутствует. На русском не стесняешься говорить любые самые сентиментальные вещи, которые в других условиях мы бы просто стыдливо проглотили.
Американский программист 
