Shared posts
Лучшие иллюзии 2016 года: Превращение круга в квадрат и эксперимент с локтем
Кем пожертвовать: пассажиром или пешеходом?. MIT сделал тест на моральные дилеммы, с которыми столкнутся самоуправляемые автомобили
Белорус нашел два телефона на месте пикника. «Уберете за собой мусор — отдам»
Неожиданный способ воспитания нерях придумал житель Светлогорска Сергей Коробкин. Гулял с собакой на берегу Березины, увидел мусор и бутылки, оставленные кем-то после бурного пикника. Там же валялись два телефона. Другой бы собрал мобильники и ушел, а Сергей поступил хитрее. Написал в сообществе LoveSun: «Верну телефоны за уборку».
Когда снимать с девушки лифчик?
Если работать планируется на природе, то модель зачастую едет туда уже без белья, просто чтобы не терять драгоценного времени на месте.
Причём если девушка выбирает для поездки короткую юбку, то в дороге это становится неисчерпаемым источником развлечения, можно всё время подкалывать её вопросами — "Тебе не холодно? Может кондиционер убавить?" — а когда она с серьёзным лицом отвечает, что нет, всё в порядке, то уже напрямую — "Я просто подумал, вдруг задувает?" — тут уже любая начинает хохотать. А во время остановок на заправках можно со зверски серьёзным выражением на лице предупреждать — "Ну ты же помнишь, что из машины нужно выходить очень аккуратно? Тут же вокруг дальнобойщики!". Если у модели есть чувство юмора, то она сама начинает шутить на эту тему, что помогает вам скоротать время и наладить контакт.
Короче, о чём это я? А, вспомнил — любой фотограф знает, что перед съёмкой нужно избавить модель от белья. И крайне смешно бывает видеть, когда целая команда профессиональных гримёров, стилистов и костюмеров о таких вещах просто забывает.
Ну скажите мне на милость, откуда у Дейнерис, в жизни не знавшей бюстгальтера, этот след на боку?
Средневековье, кхалы и драконы, все дела, и тут такой косяк! Блин, зашопили бы его, что ли? Позорище.
И о том, почему вредно снимать "ню".
Плавучий пирс Христо и Жанны-Клод. В Италии по озеру проложили желтые пешеходные дорожки
В ЦЕРН содержат питомник с компьютерными мышками
Уникальная возможность познать вашу внутреннюю сущность!
Только сегодня и только у нас!
Сколько стоит гамбургер?
Парень из США решил сделать hand-made (и как сейчас модно говорить «крафтовый») бутерброд. Но 100%-й хэнд-мейд, чтобы все ингридиенты были сделаны своими руками. Он вырастил овощи, добыл соль из морской воды, выдоил корову, сделал из молока сыр, замариновал огурцы, перемолол пшеницу в муку, испёк хлеб, собственноручно собирал мед и лично зарезал курицу на мясо. И подсчитал затраты: оказывается, приготовить бутерброд полностью своими усилиями стоило ему 6 месяцев жизни и 1500 долларов.
Именно столько стоила ваша еда, одежда и прочие «простые и привычные вещи» в те времена, когда мир не был охвачен глобализацией, автоматизацией и разделением труда. А электричество, гаджеты, автомобили, современная медицина и другие высокотехнологичные штуки в том мире вообще не смогли бы появиться.
Вспомните об этом в следующий раз, когда захотите поныть про старые добрые времена, «мудрость предков» и прочую «близость к природе» :)
Чемоданинг.
Небезосновательно считая себя человеком, разбирающимися в визуальном значении используемого реквизита, фотограф использует только вещи, обладающие глубоким смыслом. Например, обычный старый чемодан.
Здесь необходимо оговориться, пальма первенства тут принадлежит не свадебщикам, потому что студийные фотографы дано уже освоили эту несколько странноватую идею — фотографироваться с чемоданами. Каким образом дорожное вместилище маек и рейтузов превратилось в модный съёмочный аксессуар, доподлинно неизвестно. Возможно, светописцев-студийщиков привлекла "антикварность" их внешнего вида, выражающаяся в общей потрёпанности? Но как бы там ни было, именно свадебные фотографы наконец освободили чемодан из пыльной и скучной студии, и вынесли его на пленэр.
Но вскоре стало ясно, что снимок молодожёнов с чемоданом в чистом поле выглядит немного странно, и фотографы потащили своих моделей к ближайшему вокзалу.
Рельсы наконец-то дали разумное обоснование присутствию чемодана. Стало ясно, что жених с невестой куда-то едут, или просто ждут поезда.
Популярность таких снимков немедленно возросла, и вскоре чемодан на свадьбе стал обязателен, а бракосочетание без фанерного гробика стало выглядеть бедно и несовременно.
А спустя всего пару лет чемодан беспардонно проник во все постановки свадебных фотографов, потребовав себе долю внимания.
Например, в "Летание".
И в "Обрезание":
Затем он беспардонно занял ровно половину кадра в "Склеивании":
И центральное место в "Дыркинге":
Незамедлительно после этого он вторгся в "Букетинг":
И в "Подписывание":
Следующим пало "Стояние".
"Моргание" сопротивлялось дольше всех, но так и не смогло устоять.
И в качестве последнего, победного аккорда, чемодан превратился в свадебный торт.
С этого момента его победа стала полной и окончательной, теперь он беспардонно являлся на свадьбу в качестве полноправного гостя, и принимал в себя пожелания и подарки.
А вскоре на фотографиях с чемоданами люди стали занимать всё меньше и меньше места...
Пока в один прекрасный день чемоданы не начали фотографироваться сами. Они устраивали себе фотосессии на природе, и в интерьере:
Что неминуемо привело в появлению чемоданофотографов, которые на постоянной основе фотографируют свадьбы чемоданов, иногда приглашая в качестве аксессуаров живых людей. Что интересно, женихи и невесты, используемые в качестве реквизита, всерьёз полагают, что свадьба на самом деле у них, не замечая того, что они занимают на снимке гораздо меньше места, чем чемоданы...
P.S. Если вдруг кто-то не в курсе, что такое "Склеивание", "Моргание", "Дыркинг" и "Обрезание", вэлком сюда, здесь всё объясняется.
Что на самом деле изображено на картине?
Картина Владимира Маковского «Приезд учительницы в деревню» (1897) — типичная жанровая картина конца 19 века. Картина как–бы проста и понятна, но весь культурный контекст, связывавшийся у первоначального зрителя с изображенным, давно уже утерян. Мы видим, что изображено на картине, но не можем догадаться, что подразумевается помимо изображенного и что нам об этом думать. Попробуем разобраться.
На первый взгляд, картина оптимистична. Мы видим двор крестьянской усадьбы в Украине или Южной России (тополь, наряд бабы слева, характерная форма кровли). Во дворе за столом сидит только что приехавшая (телегу с ее вещами еще не успели разгрузить) учительница в типичном для «барышни» городском наряде. Учительницу, по всей видимости, принимают хорошо — баба в ярком народном костюме уже растопила самовар, принесла фаянсовые чайник и чашку (для крестьян это парадные предметы), глиняную крынку с чем–то (молоко?), малопонятные фрукты или овощи. Какие–то личности, высунувшиеся из дома, с любопытством разглядывают учительницу; хмурый мужик куда–то ведет лошадь. Сияет летнее солнце. Но учительница, симпатичная и хорошо одетая молодая женщина, находится в оторопи, ничему не радуется, да и вообще выглядит так, как будто бы ее отправили на каторгу.
В общем, можно подумать, что капризная городская девица по глупости и вздорности не умеет радоваться травке, солнышку, свежей еде и прочим идиллическим прелестям деревенской жизни.
Что это всё значит на самом деле? Начнем со школы и положения сельских учителей. На 1897 год основым типом сельской школы была одноклассная школа с двух — или трехлетним) курсом. В половине случаев эта школа была земской (побольше зарплата, поменьше молитв), в половине — церковно–приходской (обратная ситуация). Одноклассной школа была в том смысле, что в ней была одна классная комната, и учитель одновременно занимался с детьми всех лет обучения. В школе учили чтению и письму, Закону Божию и чтению на церковно–славянском языке, арифметике; Закон Божий преподавал священник, а все остальные предметы — один учитель. Учителя получали приблизительно 240 рублей в год, как рабочий невысокой квалификации, меньше фельдшера в земской больничке, меньше волостного писаря. Но, кроме жалованья, учителям полагалось еще и бесплатное жилище (по умолчанию комната и кухня) с бесплатным отоплением.
В учителя брали равно мужчин и женщин, причем платили им одинаковое жалованье; это было весьма благородно для той эпохи, когда женщина обычно получала в два и более раза меньше мужчины за одинаковую работу (относится даже к учительницам гимназий). На момент написания картины женщин в профессии было чуть меньше половины. Сельские (их называли народными) учителя не являлись чиновниками, и для них закрыта всяческая карьера — ближайший начальник, инспектор народных училищ, приходившийся в среднем на сто школ, был уже чиновником с высшим образованием.
Образовательный ценз для народных учителей был невысоким. Кто–то (больше мужчины) заканчивал специализированные учебные заведения — учительские семинарии, это 6–летнее образование с курсом ниже среднего. Кто–то (исключительно женщины) заканчивал гимназию и сдавал на звание учительницы простой дополнительный экзамен; с начала 20 века в гимназиях появлялись добавочные 8–е классы, доучивавшие девочек именно на звание учителя начальной школы. Брали, при условии сдачи особого экзамена, и выпускников разных других учебных заведений с 6–летним и более курсом. Даже выпускники двухклассной (то есть 5–летней) начальной школы могли быть принимаемы в учителя при нехватке более компетентных кандидатов.
Итак, народные учительницы происходили из самых разных слоев общества и имели различный образовательный статус. Что же тогда происходит на нашей картине? Почему именно эта учительница такая смурная?
Для начала, надо понять, что перед нами женщина, одетая по моде городского среднего класса: блузка сложного покроя, кружевное жабо, шляпка — это наряд «барышни». Учительница, выбравшаяся из крестьян, никогда не стала бы одеваться так замысловато. Мы видим, несомненно, бывшую гимназистку (или, как минимум, выпускницу епархиального училища).
Но какая сила могла занести гимназистку в деревню? И тут мы подбираемся к сути картины.
Молодым женщинам среднего и высшего класса в ту эпоху было очень сложно найти себе мужа. Дело в том, что по правилам стратифицированного общества мужчины могут жениться «по горизонтали» (то есть на равных) и «вниз» (то есть на невестах ниже себя по социальному статусу), а вот женщины могут выходить замуж только «по горизонтали» и «вверх». Поскольку общество устроено как пирамида, и каждый высший социальный слой имеет заметно меньше членов, чем примыкающий к нему низший, то потенциальных невест «снизу» много, а потенциальных женихов «наверху» мало. А женихов «по горизонтали», среди равных, всегда оказывается меньше, чем невест — кто–то уже нашел себе невесту «снизу», а кто–то не особенно хочет жениться.
Напомним, что брак в том мире был для женщины решением всех жизненных проблем — он давал и социальный статус, и доход, и занятие (разумеется, занятие матери и домохозяйки), и доступ к сексу и деторождению. Для мужчины же брак давал всего лишь одну возможность — иметь законных наследников, все остальные опции были доступны в равной мере и женатым, и холостым; более того, доступ к сексу для мужчины после вступления в брак только ухудшался. Соответственно, мужчина нуждался в браке меньше, чем женщина. Как результат, брак во всех случаях, когда это было возможно, сопровождался доплатой со стороны женщины — приданым.
Но в эпоху 5% доходности многолетних накоплений и многодетности скопить на значимое (то есть дающее значительный для новой семьи постоянный доход) приданое для каждой из дочерей могла только очень и очень обеспеченная семья. Всем остальным приходилось как–то устраивать в жизни дочерей–бесприданниц. И тут на помощь приходила гимназия. Восьмилетнее обучение обходилось в 600–800 рублей (если девочка при этом жила дома), и вложиться в учебу было куда умнее, чем покупать на эти деньги белье или сервизы, которые все равно не произведут на жениха большого впечатления. Разумеется, гимназистка, при прочих равных, была много более привлекательной невестой, чем необразованная девица — она имела хорошо поставленную речь, читала книжки, могла написать письмо, умела поддержать беседу, даже знала немного по–французски.
Семьи из среднего, а иногда и из самых верхов низшего класса сдавали дочерей в гимназии вперебой. Министерство народного просвещения относилось к женским гимназиям безразлично — если местная инициатива имелась и был платежеспособный спрос, то почему бы и не открывать их там, где о том попросили. Спрос же имелся и непрерывно возрастал, и с 1890–х годов начался быстрый рост числа женских гимназий. К 1913 году в число мальчиков и девочек, учащихся в средних учебных заведениях, сравнялось. Мужские гимназии выпускали будущих студентов, чиновников, старших служащих в больших фирмах — а женские тем временем выпускали будущих невест.
Но, увы, по описанным выше причинам женихов все равно недоставало. Чем больше становилось невест–гимназисток, тем меньшее преимущество давала гимназия на брачном рынке. Грубо говоря, на четырех выпускниц гимназии приходились максимум три доступных для брака выпускника гимназии. Кто–то нашел себе необразованную, но имевшую приданое купеческую дочку, кто–то поступил в студенты или в офицеры (первым не разрешалось жениться вовсе, вторым до 29 лет), кто–то предпочел остаться холостяком. Век невесты–бесприданницы был недолог — 23–24 года, и ты вылетаешь с брачного рынка.
И вот тогда семье приходилось решать, что делать с дочкой, вероятность выйти замуж для которой стремительно уменьшается с каждым днем. Разумеется, те, кто мог себе позволить содержать незамужнюю дочь до конца дней в семье, так и поступали. Но многие и так отдавали дочерей в гимназии на последние деньги. Как пристроить в жизни неудачливую девушку? Увы, работы в городе для женщины со средним образованием было мало. Секретарш и машинисток в 1897 году еще не было. Продавщицы были великой редкостью, а платили им копейки. Разумеется, гимназистки могли стать домашними учительницами и гувернантками, но и этих завидных мест резко не хватало. Пойти и заняться простым физическим трудом человек со средним образованием в ту эпоху не мог — это было такое падение, что уж лучше сразу перейти к проституции. Последней опцией для тех, кто не смог найти ничего лучшего, и была должность сельской народной учительницы. То, что мы видим на картине — это итог крушения всех жизненных планов и надежд молодой женщины, чем и объясняется ее унылый внешний вид.
Сельское учительство оказывалось для женщины жизненным тупиком, выбраться из которого было очень и очень сложно. Денег платили ровно столько, что на деревенский вкус можно жить припеваючи, а вот накопить на то, чтобы выбраться из деревни, никогда не удавалось. Связь с городской культурой с годами терялась, и учительницы постепенно дичали — выписать ежедневную газету, толстый журнал, и купить за год 5–6 книжек стоило 40–50 рублей, то есть было для них уже малодоступным. Круг общения сужался до земского доктора, фельдшера и волостного писаря — учительница не могла общаться с «низшими» крестьянами (а помещики, по той же причине, не могли общаться с учительницей), что сводило шансы на замужество к нулю. И наконец, бытовые и гигиенические условия деревенской жизни для всякого выходца из среднего класса, у которого не было дома барского типа и прислуги, казались ужасными. Огромные сложности с мытьем, необходимость прилюдно справлять нужду на огороде (а вы думали, что у крестьян тогда были туалеты?) — все это ежедневно напоминало бедной учительнице, что ее жизнь по существу является каторгой.
Итак, наша картина совсем не про идиллию деревенской жизни, которую не умеет оценить вчерашняя горожанка. Сюжет ее куда более суровый. Полотно рассказывает нам о мире жестких гендерных отношений, в котором девушка, не сумевшая найти себе к 25 годам мужа, должна была убираться на обочину жизни.
«Смех сквозь слезы» или «громко плачущее лицо»?. Определите по эмодзи, что он означает
Пройти тест на Медузе
Надеть или одеть?. Не самый простой тест на знание русского языка
Maxim8/12
Пройти тест на Медузе
Клайд Бутчер. Вслед за светом.
Этот великолепный мастер увлечённо снимает природу, и по моему личному мнению, делает это ничуть не хуже старика Адамса. В полном соответствии со стилем олдскул, он работает только на плёнку, причём не стесняется использовать формат 12х20 дюймов (30Х50 сантиметров), и балдеет от того, что на снимке размером 1.6Х2.6 метра, напечатанном с этого негатива, в каждой травинке можно рассмотреть дырочки, прогрызенные муравьями.
Но не нужно думать, что Клайд Бутчер плёнкодрочер, это как раз тот случай, когда аналоговая фотография действительно лучше. Просто что бы там ни утверждала реклама, а матриц такого разрешения, которое он получает на плёнке, пока что ещё не изобретено. К тому же он совершенно чужд какого-либо экспериментаторства, он всегда снимает на один и тот же материал, Kodak T-MAX 100, и проявляет его всегда одним и тем же Kodak T-MAX developer. Клайд не плёнкодрочер, он не ищет лучший проявитель и лучшую плёнку, он их уже нашёл. А когда его спрашивают, почему он снимает на один и тот же материал, и ничего никогда не меняет, он отвечает — "А зачем мне это делать? Я просто дожидаюсь правильного света". И глядя на его снимки, с этим очень сложно поспорить.
Он печатает свои снимки вручную, на самодельном увеличителе, сделанном из старой копировальной камеры. Он достигает высочайшей детализации. Как он сам утверждает: "Мне кажется, человеческий мозг всегда получает особое удовольствие от деталей. Чем больше деталей глаз может уловить, тем притягательней все картинка для мозга. Я хотел, чтобы мои снимки сохраняли резкость практически на любом размере отпечатка, который я предполагаю сделать в будущем. Я хотел доставить удовольствие мозгам других людей".
Как утверждает жена Клайда, Schneider-Kreuznach сделал специально для него несколько объективов, и даже выгравировал на них его имя. Эти линзы предназначены как раз для камеры 12"х20", и имеют светосилу F11, а минимальное отверстие F128.
Однажды журналист из "Double Exposure" брал у него интервью, и спросил — "Какие планы вы обычно строите, перед тем, как отравиться делать снимок?", на что Клайд Бутчер ответил — "Я убеждаюсь в том, что мое оборудование находится в полной готовности, и затем отправляюсь вслед за светом".
Музыка круче политики. В одной фотографии
Наводнения в Европе. Фотогалерея. Во Франции, Германии и Австрии затоплены десятки городов
Немецкий плавильный котел. Репортаж из лагерей для беженцев в Германии (52 фото)
Плавильный котел — так в США называют мультикультурную политику. Неважно, из какой страны приедут люди, ведь они в любом случае станут американцами. С одной стороны, ситуация в Германии, куда хлынули беженцы, выглядит иначе. Будем говорить прямо: сейчас туда направляется не только цвет нации и лучшие из лучших. С другой стороны, когда идешь по улицам немецких городов, понимаешь, что проблема извне сильно преувеличена. Да, иногда встречаются женщины в черных хиджабах с вырезом для глаз, но при этом они ведут за руку белокурых детишек, одетых вполне по-европейски. Нет никакого ощущения опасности! Чтобы лучше разобраться в обстановке, корреспонденты Onliner.by отправились в самое пекло плавильного котла — в лагеря для беженцев близ Гамбурга.
